Новости – Общество
Общество
«Наша задача — перезагрузить город»
Святослав Мурунов. Фото: Марина Меркулова
Урбанист Святослав Мурунов — о краеведческих музеях, жителях мегаполиса и о том, что необходимо изменить в облике Ростова-на-Дону и всей страны
13 октября, 2014 12:03
19 мин
Урбанист, директор по региональному развитию Центра территориальных инициатив «Архполис» Святослав Мурунов на ростовском «Фестивале городской среды» провел двухдневный воркшоп «Социальное проектирование городских пространств». Перед отъездом он встретился с ректором ДГТУ Бесарионом Месхи и его командой, предложил им создать школу прикладной урбанистики в Ростове.
– Как прошла встреча с ректором?
– Позитивно. Обсудили городские проблемы. Он с воодушевлением воспринял наше предложение создать школу прикладной урбанистики. Договорились сейчас подготовить программу семинаров для студентов, чтобы понять, какие темы наиболее актуальны. Еще обсудили проект, связанный с новыми трамваями. Было интересно послушать о предложениях вуза для города — канатная дорога и комплексные исследования транспортной загруженности, которые предлагались ранее администрации. В общем, есть хороший шанс на системное сотрудничество.
– Расскажите о вашем исследовании городов.
– Нам были интересны силы, которые влияют на город: власть, промышленные предприятия, которые еще остались в крупных городах, средний и малый бизнес и, собственно, жители. С каждой из этих групп мы провели глубинные интервью. Выяснилась интересная картинка: все они всегда действуют параллельно. Крупные предприятия на город не влияют, социальную часть они минимизировали. Мы часто даже не знаем, что там происходит, хотя раньше они были основной частью города. И на наш вопрос, как вы развиваете город, они говорят: «Никак». Средний бизнес за последние двадцать лет определил физическое пространство города — торговые центры, новостройки, точечные застройки. Они максимизируют свою прибыль и развивают город в своих интересах. Мелкий бизнес по всей стране, к сожалению, вынужден выживать, им вообще не до города. Цели у власти очень просты — остаться у власти. И когда все это складывается, становится понятно, почему в городе столько проблем. Им в комплексе никто не занимается. Когда мы пять лет назад посмотрели на все это, нам казалось, что это тупик. Но вдруг обнаружилось, что среди горожан есть неформальные самоорганизующиеся городские сообщества. Например, экологи, велосипедисты, защитники животных. Проблема этих сообществ в том, что каждое из них замкнуто само на себе, и друг с другом они не пересекаются. Но цель у них одна — хорошо жить. За эти городские сообщества мы и ухватились.
– Почему? Что они могут сделать?
– Наша задача — перезагрузить город. Для нас создание сети городских сообществ — шаг к созданию городской элиты, которая будет влиять на развитие города, договариваться с властью и бизнесом. Возможно, что сетевая модель города была бы и не нужна, если бы демократические инструменты работали. Но городская дума, например, на 90% состоит из представителей бизнеса, интересы граждан в политике практически не учитываются. Город — это и есть некий договор между всеми сообществами на одну простую тему: что такое наш город, чем он отличается о других, куда ему развиваться.
– Как вы добивались встреч с чиновниками во время исследования? Как правило, они неохотно идут на открытый диалог.
– Есть в городе темы, априори волнующие всех, но на которые мало кто может говорить. Например, будущее города. Мы участвовали в различных региональных, городских конференциях, связанных с туризмом, брендингом, архитектурой. Закидывали на этих встречах идею провести исследование. Через некоторое время эта идея доходила, и нас приглашали в город. В Пензе, например, я записывался на прием к губернатору, но там я сделал много чего актуального и интересного, поэтому со мной сложно было не встретиться (Святослав основал в Пензе группу компаний «КБР. Креативная экономика», организовывал разные культурные проекты, в том числе ежегодный фестиваль «Джаз Мэй». — прим. авт.). Вообще, не обязательно лично общаться с местными властями. Можно просмотреть источники медиа за последние десять лет: что обещали, что делали на самом деле. Если тебе говорят, что в городе все хорошо, достаточно пройти по нему и увидеть, реально ли это так. Есть несколько показушных проектов типа нового садика или спорткомплекса, а есть куча общественных территорий, которые деградируют или умирают.
– Что вы в данном случае называете общественными территориями?
– Парки, скверы, бульвары, дворы, которые стали ни кому не нужны. Что делать, например, с парком? За него фактически отвечает власть. Кроме украшательства и приведения его в порядок больше ничего не делается. А парки — это каркас общественных пространств. Можно через парки научить людей социальному взаимодействию. Задача развития города лежит в сетевой модели, потому что все, что общее, требует участия и бизнеса, и власти, и городских сообществ. Или двор. Там люди вообще могли бы создать модель демократического государства.
– Почему тогда в советское время двор не стал демократическим пространством? Ведь как раз раньше люди тесно жили вместе и взаимодействовали.
– Тогда была другая система ценностей. Главную роль играло государство, человек в нем был пассажиром, от которого ничего не зависело. В 1992 году ситуация резко изменилась. Появилась демократия, политические партии, но отсутствие дворовых локальных сообществ не позволило людям воспользоваться этими инструментами. Если так посмотреть, ими воспользовался только бизнес. А изменение уклада жизни и социальных сценариев заставило людей думать не о том, как дружить вместе, а о том, что каждый сам за себя. Плюс из общественного пространства ушла какая-либо идеология и фактически ей стала реклама. Свобода, грубо говоря, начинается со двора, с детства, когда человек понимает, что есть общежитие, правила, границы, уважение к чужой свободе, возможность проявить себя. Сейчас у нас двор — это ничейное пространство.
– Какие еще общие для всех городов проблемы вы можете выделить?
– Городская среда: отсутствие лавочек, озеленения, освещения, велодорожек. Отсутствие гармонии — вывески и архитектура в разных стилях. Волнует образование. Никто не хочет тратить четыре года на получение теоретических знаний, все хотят практических навыков и опыта. Есть целые отрасли, которые в городах не раскрыты: все, что связано с 3D, современной архитектурой, логистикой, коммуникацией. Я не говорю уже про социальное проектирование. Культура, насыщенность событиями. Очень показателен в этом отношении праздник День города. Как он обычно проходит: сцена, приглашенные поп-звезды, шарики, салют.
– Разве приглашение поп-звезд являются не общественным запросом?
– Это не их запрос. У нас люди не знают, чего они хотят на самом деле, потому что никто их не учил ни в школе, ни в детстве, ни в семье, ни во дворе разбираться в самих себе, конструировать сообщества, влиять на развитие города. Вот вы слушаете Стаса Михайлова, мы вам привезем Стаса Михайлова. Здесь должен быть процесс воспитательно-просветительский. Как, например, можно было бы перезапустить праздник День города? Во-первых, нужно понять, что такое праздник. Праздник города — это изменения эмоционального состояния людей для того, чтобы лишний раз понять, чем этот город отличается от других, передать городскую культуру от одного поколения к другому, от одной социальной группы к другой. Поэтому, когда вы приглашаете на праздник только чужих поп-звезд, это значит, что у вас собственной культуры нет. Изменить ситуацию просто: дать возможность местным творческим коллективам выступить так, как они хотят. Если театр хочет сделать ночью спектакль, пусть делает. Если подростковые команды не хотят выступать на сцене, а хотят дворовые батлы — сделайте это. У вас есть активные горожане, дайте им возможность проявить себя. И самый главный критерий праздника — это ценности. Он должен нести в себе какую-то концепцию, историю, причем не формальную, а построенную через людей, которые здесь жили. Никто серьезно не работает с эмоциями горожан, все для галочки делается.
– Может, чиновники просто не понимают современных тенденций в искусстве?
– Это вопрос диалога. Власти может и не надо напрямую рассказывать, что такое современное искусство. Нужно использовать культуру как инструмент. Например, художник может прийти к чиновнику и сказать: «Вот у вас есть проблемный район, там преступность, спайс, маргинализация, мы можем сделать там фестиваль или передвижную выставку, мы можем привить культуру этому району». Когда есть проект, который решает социальные проблемы, он уже начинает понимать вас. Часто диалога не получается, потому что каждый говорит на своем языке, но никто не думает о городе целиком. Мы работаем и с творческими личностями. Их не нужно встраивать в развитие города напрямую: «нарисуй что-нибудь», заставляя делать несвойственную им работу. Научи, расскажи, сделай выставку, подари людям эмоции.
– На лекции вы еще сказали, что показателем отношения к городу является краеведческий музей, которые не пополняется после развала СССР.
– Да. Раньше краеведческий музей выполнял идеологическую задачу: пионеры, война, роль партии. После 1992 года идеология запрещена, никто не знает, куда мы сейчас двигаемся, нет ни национальных идей, ни городских. Соответственно краеведческий музей не знает, что фиксировать: что хорошо, а что плохо. Нужно ли делать выставку про торговые центры в городе или нельзя? А должна быть и такая экспозиция. Современная жизнь в городе — это и бандиты, и чиновники, и депутаты, и городские активисты, и городские сумасшедшие. Нет в музеях отражения событий, произошедших за эти двадцать лет. Открыть краеведческий музей современной истории — один из вариантов того, как можно перезагрузить город. Это ведь ценная информация. Понятно, что власть боится этим заниматься, потому что сразу много косяков вскроется. Память о городе — это тот капитал, с которым никто не работает.
– Какова ситуация в маленьких городах?
– Все та же, что и в миллионниках. Проблемы типичны, они не зависят от масштаба города, они зависят от ситуации в стране. В малых городах ситуация даже чуть хуже, потому что оттуда уезжают активные люди, яркие личности с какими-то компетенциями. Миллионникам проще выжить, потому что они являются центрами агломерационных процессов, у них есть критическая масса людей, которая могла бы этот город перезапустить.
– Что делать на окраинах города?
– Периферия, она поэтому так и называется, что город центральные функции туда не вынес. Нет там площади, где люди могли бы собираться, нет бульвара, нет административных, культурных функций. Поэтому периферии нужно усложняться и эти функции у себя создавать: парк, сквер, деловой центр, чтобы там была более сложная жизнь. Давайте, например, в этом районе сделаем образовательную функцию, потому что у нас студенты здесь спят, а утром едут на учебу, создают пробку, нагружая общественный транспорт. Давайте построим здесь кампус, чтобы они, где живут, там и учились.
– Получается, что некоторые города нужно полностью перекроить.
– Все города нужно полностью перекроить. У нас планы, по которому города развивались — это советские генпланы: есть заводы, дороги, тут люди у нас будут спать. В них не было вообще место человеку. Никто не думал о сетевой модели города, о том, что начнется такая миграция, что многие предприятия могут закрыться или робототехника настолько вырастет, что не нужно будет двадцать тысяч человек. У нас нет новых градостроительных стратегий, учитывающих системные изменения не только в нашей стране, но и в мире.
– Почему даже при развитии городов-миллионников творческие люди уезжают в столицу?
– Город — взаимосвязанный организм. Культура — не единственный инструмент развития, потому что есть еще городская среда, образование, экономика, деятельная сфера. У вас может быть интересной культура, но негде работать. Нельзя менять что-то по отдельности, делая разбалансировку города. Если развивать, то постепенно все. Поэтому город очень сложно перезагрузить в одиночку.
– В нашей стране за город серьезно берутся, когда в нем должно произойти какое-то масштабное событие. Например, как это было с Сочи накануне Олимпиады. Ростов-на-Дону сейчас готовят к проведению Чемпионата мира по футболу. Как вы относитесь к такому подходу?
– Я считаю, что города не могут развиваться по велению федерального центра. Нужно провести глубокое исследование, что в этом городе происходит. Может, нужно здесь построить мост или расшить транспортную инфраструктуру вместо того, чтобы строить большой стадион, который спровоцирует еще больше проблем. То, что это делается в ускоренные сроки, означает, что никто не делает нормальный анализ. То, что это делается к каким-то имиджевым событиям, говорит о том, что не учитываются интересы местных жителей. Пример Сочи очень показателен. Нас пригласили туда разбираться после Олимпиады. Построили кучу отелей, парковок, стадионов, а кто этим будет пользоваться теперь, непонятно. Это пример урбанизма от власти. Сейчас города мегастройками не исправить, они могут только усугубить ситуацию. Должна быть системная и длинная работа. Понятно, что исторический центр нужно сохранять во всех городах, потому что он — носитель идентичности. Там нужно регламентировать уровень застройки, решать проблему с пробками. Понятно, что спальные районы нужно усиливать за счет других функций: отдых, образование, экономика.
– Что делать провинциальным городам, в которых градообразующие предприятия давно закрыты? У них нет сейчас ни своего лица, ни такой богатой истории. Как им искать свою идентичность?
– Создавать заново. Брать последние десятилетия, раскапывать важные культурные коды. Все равно какие-то события происходили, какие-то интересные люди жили. В какой-то степени такие города находятся в выигрышной ситуации: они могут перезагрузиться намного быстрее. Культурные коды, городская мифология, ментальность — это то, чем отличаются города друг от друга.
– Какое у вас впечатление от Ростова?
– Рынок а-ля 90-е в центре города — это, конечно, нонсенс. Центр априори пешеходный: туристы, гости, встречи, прогулки с детьми. Когда вы эту функцию загружаете торговлей, значит, так вы относитесь к своему городу. Меня напрягло отсутствие лавочек, город не рассчитан на пешехода: где бы я мог посидеть, посмотреть на архитектуру, или я мама с детьми, которой нужно передохнуть, или я бабушка с палочкой. Очень много мусора в центре города, зауженные пешеходные бульвары, спиленные деревья. Если уж дерево спилили, выкорчевывайте его и сажайте новое. Не должно быть пеньков. Пенек в городе — это как сгоревшее дерево перед роддомом, это деструктивный момент. Мне понравилось, что Ростов очень сложный город с точки зрения архитектуры. Но он весь несбалансированный, много неотреставрированных зданий, на которые никто не обращает внимания, отсутствие городской навигации, хотя бы примитивных табличек на домах — кто здесь жил и чем это место интересно.
– На каких-то домах они есть.
– Этого мало. У города богатая история. Мне показалось, что город достаточно грязный, тротуары не моют. С другой стороны, много зелени, деревьев с возрастом. Хорошо, что есть какие-то кафе, ресторанчики, формирующие бурлящую жизнь. Плохо, что много трешовой рекламы. Внутренние дворы закрыты и резко отличаются от фасада. Там и грязь и строительный мусор. С точки зрения того, как город распланирован, мне кажется, недостаточное внимание уделяется общественному транспорту. Те же самые трамваи, например, могли бы стать фишкой города. Интересный город, с проблемами, который сам себя еще не осознал. Таким мне показался Ростов.
– Как город влияет на самоощущение человека?
– Когда мы начали исследовать городские сообщества, выяснилось, что активисты чуть более счастливые, чем все остальные. «А что если счастье — это явление социальное?» — предположили мы. Ты счастлив тогда, когда у тебя есть, с кем это счастье разделить и себя проявить. Чтобы человек занимался социальными движухами, у него должно быть свободное время, эффективные социальные связи, компетенции и мечты. Вот упрощенная модель параметров счастья как социального явления. Потом мы применили эту модель для разных социальных групп. Выяснилось, что априори в нашей стране все люди несчастливы. Математическая модель доказывает, что система устроена таким образом, что если ты счастливый человек — ты аномалия. У подростков мечты формируются рекламой, а идеологом является интернет. У бабушек — доживательство. У нас не принято в пенсионном возрасте путешествовать, принимать активное участие в различных фестивалях, заниматься спортом. Активное поколение — загнанная лошадь по зарабатыванию денег. Плюс они спят в одном месте, работают в другом. Свое свободное время, которое они могли бы потратить на самоорганизацию и самоопределение, они тратят на перемещение своего тела в пространстве. Это к вопросу о том, почему в больших городах счастливых людей мало. Сейчас подход к проектированию жилья, микрорайона или общественного пространства основан только на деньгах. Ломая эту схему, мы говорим: «Чувак, окей, зарабатывай, строй, но добавь сюда параметры человеческого счастья». То, что людям сократило бы расстояние на перемещения. Поставь лавочку во дворе, расширь бульвар, сделай мастерскую, парк, где люди могли бы знакомиться и что-то вместе делать.
– Какой ваш любимый город России?
– Я каждый город по-своему люблю. Трепетно отношусь к Ижевску, потому что я там родился, к Петербургу — много культурных кодов, к Вологде — деревянное зодчество, к Архангельску — Русский Север, к небольшому городу Набережные Челны — там много разных городских сообществ. Я проехал где-то около ста городов России, во многих провел исследование, у меня есть комплексное и сложное ощущение страны. У нас вообще нет понятия идентичности внутри страны, потому что она слишком большая. Если бы с четвертого класса школьников возили каждый год во все концы страны — на Камчатку, во Владивосток, Якутск, на Урал, в Мурманск, Краснодар, Москва, Питер, Ростов — у детей началось бы формироваться ощущение действительно большой разнообразной страны. И патриотизм был бы не искусственный, а честный.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
