Новости – Общество
Общество
«Мы — непуганые люди»
Фото: Марина Меркулова
Что происходит в хуторах Примиусский и Заречный Куйбышевского района Ростовской области, жителей которых эвакуировали из-за обстрела со стороны Украины
23 июля, 2014 16:04
9 мин
В ночь на 18 июля 90 россиян, которые проживают в приграничных хуторах Примиусский и Заречный Куйбышевского района Ростовской области, были эвакуированы из-за обстрела с территории Украины.
Село Куйбышево — это одноэтажные дома, огороды, утки, разгуливающие по дорогам, порой мешающие транспорту проехать. Тишину и идиллию нарушают грохот снарядов. Люди, правда, на это уже не обращают внимания.
– Мы уже привыкли, — говорит пожилая темноволосая женщина с велосипедом. — Вы, по-видимому, здесь новенькая? Не переживайте, они иногда весь день стреляют, а иногда их совсем не слышно. Что ж поделать, граница близко.
Рассказ велосипедистки обрывает телефонный звонок внука. Женщина быстро объясняет мне, что до хутора Примиусский можно добраться лишь на такси и уезжает домой.
За окном все тот же тихий пейзаж: дома, деревья, поля. Едем мы достаточно быстро, выстрелы и грохот слышны все отчетливее.
– Хутор, в который вы сейчас едете, самый опасный, — рассказывает мне водитель, мужчина лет сорока в затемненных очках и серой рубашке, — там взрывают и стреляют постоянно. Всего два километра от границы, там очень неспокойно.
Я киваю головой и смотрю по сторонам.
– Вон, смотрите — знак, — продолжает водитель. — Налево взгляните. Согнулся. Это его осколком так. А еще скоро будем проезжать поля, где будет выжжено. Там тоже бомбежка была.
Мы проезжаем КПП «Куйбышево», людей в форме и поворачиваем направо к хутору.
– Видите? Гора. — продолжает объяснять мне водитель. — Это уже украинская вышка. Вот с нее и стреляют по хутору и дороге, — слышатся звуки стрельбы. — Сейчас нас могут не пустить дальше.
– Почему?
– Ну, стреляют, опасно, — повышает голос водитель. — Вышку видите? — я пытаюсь всмотреться в холм, но ничего не могу увидеть. — Там еще красный советский флаг неподалеку висит, — настаивает водитель, но я все равно не вижу, — это его ребятки поставили, да так и висит.
– Зачем поставили? — спрашиваю.
– Да не ясно, дурачились, может, — вздыхает мужчина, — граница же здесь не работает. Новый пункт пропуска построили, но он тоже пока не работает. Территория довольно большая, с горы украинцам все видно. Они стреляют, опасно.
Машина сворачивает еще раз, и мы въезжаем в населенный пункт с одной длинной улицей, вдоль которой стоят 24 дома.
Таксист высаживает меня у продуктового магазина, который считается в хуторе центром цивилизации. Здесь местные жители обсуждают все последние новости. От магазина отъезжает большая, крытая серым брезентом машина с надписью «Хлеб».
Его привозят не каждый день, поэтому, когда это происходит, около красного кирпичного здания магазина образуется очередь.
– У нас здесь неспокойно, — говорит мне седой мужчина в шляпе, выходящий из магазина с полной сумкой, — а зачем вы к нам приехали? Мы разве кому-то нужны? — удивляется он. — Живем мы хорошо, только стреляют вот, пугают постоянно, стращают. А какой в этом смысл? Мы — непуганые люди, — смеется, — тут вон у нас в конце деревни из-за снаряда стекла из окон повышибало. Снаряды периодически находим. Молодые пугаются, конечно, а что делать? Как жили, так и живем.
– Я слышала, что на днях вас эвакуировали.
– Да, было такое. Нас увезли на ночь, мы провели в Куйбышево вечер и ночь. Утром вернулись, но ничего не изменилось. Будет бомбежка, эвакуируют снова, но так же вернемся домой. Ехать и идти людям некуда.
Из магазина выходит еще один пожилой мужчина с пакетом и женщина лет 70 с клюкой и двумя авоськами.
– Тут стреляют, все бояться, — говорит мужчина с южным акцентом, — снайперы сидят на бугре, им все видно. Они и дорогу обстреливают, и в людей стреляют. Все уезжают в Куйбышево, но это же близко.
– Да, — поддерживает его мужчина в шляпе, — все тикают, а какой смысл? Уезжать нужно намного дальше. Куйбышево близко к границе, после нас за него примутся. Дальше необходимо ехать.
– Страшно все-таки. Все тикают, боятся, — добавляет старушка с авоськами, переходит на украинский, говорит быстро. Из ее слов не понятно ничего.
Пожилые люди расходятся так же быстро и спонтанно, как и собрались. Я отправляюсь на другой конец деревни, чтобы пообщаться с женщиной, в доме у которой выбило окна.
По дороге бегают курицы, люди курсируют в магазин и из магазина с большими сумками. В сторону магазина, вдоль дороги идет женщина в очках и светлом простом платье. За руку она держит светловолосую девочку, одетую во все красное.
– Пойдем, — говорит девочка, — пойдем мама, а то добанет.
– Перестань, — одергивает дочка мама.
– Добанет, не добанет, — повторяет девочка чуть тише, не выговаривая букву «л».
Женщина с девочкой заходят в магазин, а сзади меня кто-то окликает.
– Вы куда? — спрашивает меня сухой смуглый человек нервного вида.
– Туда, — отвечаю я, показывая в сторону уходящей дороги и домов.
– Вы туда не пойдете, не пущу, — резко отвечает мне мужчина, теребя рукой свою некогда, по всей видимости, красивую шевелюру, теперь коротко выстриженную и седеющую.
– Почему?
– Я казак и всех здесь знаю, за всех здесь отвечаю. Проработал в милиции 17 лет, знаю людей, что вам нужно? Я здесь староста деревни, — представляется не без гордости.
– Хочу узнать, как живут люди.
– Тут недавно тоже приходили люди, посмотреть на войну, так еле-еле стащили их с бугра. После этого у нас убили корову и козу. От вас, от приезжих, одни только проблемы. А нам проблем и так хватает. Покажите документы, — требует казак раздраженно.
– Сначала представьтесь и покажите свои, — спокойно отвечаю я. Мужчина убегает искать документы домой.
Проходящие смотрят на эту картину удивленно. Сосед старосты Юрий также стоит рядом, но, в отличие от других, он абсолютно спокоен.
– А давно у вас тут бомбят? — интересуюсь.
– У меня давно, здесь — не очень, — спокойно и медленно отвечает мужчина. — Сюда я 30 лет езжу, у меня тут кумовья. В Снежном недавно дом разбомбили посреди улицы, и никто не виноват. Вот я забрал жену, и мы сюда приехали во вторник. Теперь здесь пока будем.
– А дети остались там?
– Дети в разных местах. Пока сын там остался, но он не воюет, он не военный.
– Здесь тоже опасно и стреляют. Не хотите уехать дальше?
– А куда дальше? — улыбается. — Люди в Куйбышево уезжают, но это одно и то же. У меня сестра в Забайкалье — если только туда. Больше родственников нигде нет. Смысла в отъезде я пока не вижу, — вздыхает.
Из магазина возвращаются женщина с девочкой в красном, здороваются с Юрием и заходят в дом казака. Вновь слышится грохот.
– Скоро опять будут бомбить, — устало говорит Юрий, — вчера полдня ничего не было, потом под вечер началось, и теперь снова.
– Это семья старосты? — интересуюсь я.
– Да, у Пашки четверо детей, — улыбается мужчина. Из ворот появляются две светленькие, очень похожие между собой девочки в красном и рыжий мальчик постарше.
Пока мы разговариваем, с документами возвращается казак.
– Вот, смотрите, — протягивает мне свое удостоверение мужчина с довольным лицом, нервно улыбаясь. — Павел Шкляров, я здесь всю жизнь живу, всех в лицо знаю. Безопасность этого района зависит от меня. На войну здесь нечего смотреть, только себе и нам хуже будет. После последнего приезда людей у нас дороги стали обстреливать. Уезжайте.
В хуторе Заречном, где в 20 домах живут 36 человек, эвакуируют людей. Населенный пункт находится сразу перед пунктом пропуска.
– Что это за бабушка? — спрашивает молодой пограничник в камуфляже про пожилую женщину у проходящей мимо местной жительницы.
– Это Риткин дом и ее старушка.
– Нужно обязательно эвакуировать. Скажите, пусть до вечера уедут. Место здесь небезопасное, — утвердительно говорит молодой человек.
Хутор расположен вдоль дороги и поэтому, как объясняют пограничники, «достаточно уязвим».
– Девушка, — обращается ко мне все тот же молодой человек, — уезжали бы вы отсюда, здесь небезопасно находиться без бронежилета и каски. Зачем вы вообще сюда полезли? Сейчас начнется.
– Часто людей эвакуируют из Заречного?
– Нет, не часто, но когда необходимо — эвакуируем, — отрицательно машет головой пограничник. – На днях эвакуировали Примиусский, — у него звонит телефон и он отходит в сторону, чтобы поговорить.
Трое других пограничников, стоящих со мной рядом, обсуждают насущные проблемы.
– Что, мы пойдем куда-нибудь обедать? Жрать охота, — говорит один другому.
– Да, сейчас тут начнется, толком не поешь, — отвечает разочарованно второй.
– А я пойду поем, — заявляет третий, спускается с дороги и открывает сумку с сухпайком, выброшенную ему из проезжающей мимо ведомственной машины.
– Девушка, — возвращается ко мне звонивший по телефону пограничник, — уезжайте отсюда и не забирайтесь больше так близко к границе. Тут обстреливают, летают снаряды. Вчера вон дорогу обстреляли снова, — показывает на дорогу к хутору, — каждый день что-нибудь происходит. Мы уже привыкли, а вам тут не нужно находиться.
– А почему на вышке весит советский флаг? — не унимаюсь я.
– Эта территория была нашей после Первой мировой, она была никому не нужна, ее называли «маленькой Швейцарией», так как всегда было тихо и спокойно. Но шли бои, там воевало много русских, вот поисковые отряды и поставили флаг в память о погибших. Теперь он так и висит.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
