«Хорошего человека довели до больницы»

Фото: Владимир Смирнов, ИТАР-ТАСС

Корреспондент РП узнала, зачем профессор, школьный преподаватель и студентка работают репетиторами в Ростове

Юлия Корчагина

30 мая, 2014 20:07

12 мин

В Москве репетиторы могут заработать в разы больше школьных учителей, в Ростове ситуация обратная: те, кто занимается исключительно репетиторством, получают значительно меньше школьных педагогов. Ростовские репетиторы получают от 300 до 500 рублей за занятие. Стоимость зависит от места проживания ученика, опыта работы репетитора и популярности предмета. Иностранные языки стоят дороже математики, а математика — дороже русского. Чаще всего репетиторами в провинции становятся для того чтобы дать детям дополнительные знания или помочь сдать ЕГЭ. Корреспондент «Русской планеты» узнала, как живут и работают репетиторы в Ростове-на-Дону.

Нахаловка, Совхозный, Сельмаш — обычный маршрут Елены — студентки, милой невысокой блондинки, репетитора по математике. Она преподает уже три года.

– Начала репетиторствовать, чтобы прокормиться, — признается Елена. — Жила в общаге и училась на дневном. Хотелось одеваться, есть и покупать себе приятную ерунду. А в Ростове, в отличие от моего родного города Азова, заработать на репетиторстве можно несколько больше. Мы с подругой, будучи еще на первом курсе, сходили и расклеили где могли объявления о наборе учеников. Клеили в основном рядом со школами. Прибавили себе опыта, наврали про возраст. Не сразу, но появились звонки, а потом и заказы. Сейчас стыдно вспомнить.

Мы сидим в кафе. Лена постоянно смотрит на экран телефона, рассчитывая время, чтобы не опоздать на очередное занятие. Моя встреча с ней произошла неожиданно. Так же спонтанно у репетиторов случаются выходные, когда ученик отменяет занятие. График занятий в последние пару месяцев перед ЕГЭ забит до отказа, как и у многих других ее коллег.

– Мне главное не опоздать, а то опять будут проблемы, — сокрушается Елена, нервно проводя пальцем по экрану. — Раньше я могла не прийти, теперь ответственнее стала, наверное, старею. Ведь для репетитора главное — не опаздывать, знать свой предмет и уметь находить с ребенком общий язык. Без последнего никак нельзя. Когда-то у меня были дети, с которыми я никак не могла заниматься. Они меня выводили, опаздывали, за час до нашей встречи отменяли занятие. Было просто невозможно!

– Удалось в итоге справиться с этими проблемами?

– Сначала у меня были тяжелые разговоры с родителями своих учеников, среди них не всегда попадались нормальные и вменяемые мамы. В России есть такая проблема — мужчины мало занимаются воспитанием детей. Вот серьезно! Все мои ученики, а их было много, у которых отцы занимались вопросами обучения, были как шелковые. Многие из них учились намного лучше и понимали все быстрее. С мужчинами, если честно, намного лучше общаться по поводу воспитания ребенка. Женщины охраняют свое чадо и не дают о нем ничего сказать. «Мы же вам платим, почему наш ребенок продолжает на пробном ЕГЭ зарабатывать тройку?». Их чадо при этом отменяет занятие, сидит в сквере с пивом и не делает домашнее задание. — Лена злится, на лице появляется надменность. — Проблема в избалованности и потакании своим детям.

– Так что-то с этим удалось сделать? — я возвращаю Елену к своему вопросу.

– Мы начали обсуждать, на меня стали сыпаться упреки, так я стала терять учеников. «Бывалые» посоветовали «договариваться на берегу», то есть еще до начала занятий обговаривать с учеником всевозможные проблемы, которые могут возникнуть, и пути их решения. Сразу же обсуждаем, что будет, если ученик не придет на занятие, дополнительные часы, и как родители будут следить за успехами ребенка. Я завожу для некоторых в интернете что-то типа дневника для родителей, но, в основном, работаю по-старому: со сборниками и проверкой. Но эти перемены повлекли за собой и мои личные изменения. Пришлось перестать опаздывать, завести тетрадь успеваемости учеников, но зато я смогла поднять себе ставку.

– Родители учеников не возражали?

– Те, кому не понравилось, ушли, а некоторые поддержали. Детей всегда можно найти. Важно уважать себя и других — это я поняла в процессе работы. Сейчас мне уже стало намного проще заниматься с детьми, но раньше была масса странных случаев. Один раз, например, ученик решил меня поцеловать. Пришлось ему объяснять, что у меня есть молодой человек, что я — учитель.

Елена показывает на телефоне фотографии учеников и рассказывает о них.

– У меня, как и у всех преподавателей, есть свои любимчики, но я стараюсь не подавать вида. Даже есть свой талисман. Мой ученик Сережа, который поступил в Москву в прошлом году, нарисовал меня как-то на уроке — этим дурацким рисунком я дорожу, — Елена достает и показывает первую страницу в ежедневнике. — Теперь мы иногда видимся, когда я бываю в Москве.

Лена просит ее не фотографировать — не хочет, чтобы родители учеников узнали, что она когда-то обманывала их, прибавляя себе возраст и опыт.

– Вообще, по-моему, никто из репетиторов не согласится фотографироваться, — рассуждает она. — Мы же вроде военных, от нас зависит многое, но чем меньше о нас знают, тем лучше. Я и рассказываю тебе сейчас все в большей степени как коллеге.

– А как ты работаешь, используешь ли презентации или какие-то другие методы работы?

– Я пробовала, но не получилось — такова специфика предмета. У меня старые дедовские методы — тетрадь, красная ручка и сборники ЕГЭ. По-другому не выходит. Зато дети не отвлекаются.

–- На ЕГЭ как-то помогаешь?

– Некоторым помогаю. Звонят в день экзамена, если получается, я им подсказываю. Один раз мальчика застукали, и он утопил свой телефон в туалете. Я даже бульканье слышала. До сих пор не знаю, выгнали ли его.

Школьную учительницу Ольгу, женщину средних лет с первой проседью в волосах, я застаю вечером дома после работы и дополнительных занятий с восьмиклассником Федором. Ольга выглядит, как настоящий преподаватель, воспетый в советских фильмах, — зачесанные назад и собранные в пучок волосы, строгий темно-синий костюм, очки. Единственное, что отличает от надоевшего за многие годы образа, — живые глаза и улыбка, правда, несколько усталая.

– Будете чай? — спрашивает Ольга и убирает со стола тетради со школьными сочинениями. — Извините, я только недавно закончила заниматься. Проходили с Федором синтаксический разбор предложений с чужой речью, пунктуационный разбор и прямую речь. Объясняла все.

Пока Ольга ставит на стол чашки и достает печенье, я спрашиваю ее, зачем она занимается репетиторством.

– Я люблю детей, вот и решила быть не только преподавателем, но и репетитором. Так я помогаю больше. Сейчас программу просто убивают — дети не умеют ни грамотно читать, ни говорить, ни писать. А я хочу, чтобы мои дети говорили на языке Пушкина и Некрасова. Чтобы они могли поступить в Литературный и МГУ. Я веду уроки уже больше 20 лет, и как за это время обрушилась система образования — уму непостижимо. Да, конечно, во все времена дети не хотели учиться, но теперь идет гонка, и она не заканчивается и после школы. ЕГЭ убивает всех. А в школе я совсем не успеваю им помочь. Они плохо понимают в толпе, а я всегда была сторонницей индивидуального преподавания. Меня и саму обучали дома — из-за того, что я была болезненным ребенком.

– Значит, денежная сторона вопроса на это никак не влияет?

– Нет, — смеется Ольга. — Я – идеалист, со своих учеников беру копейки, ко мне ходят заниматься дети моих друзей, некоторые мои ученики и даже студенты. Все приходят за помощью, когда необходимо. В нашей школе плохо относятся к репетиторам — думают, что таким образом мы наживаемся на учениках, хотя это совсем не правда. Если бы только они знали, сколько я беру за свои старания и сколько вкладываю в этих детей. Несмотря на это, сама современная система подталкивает к тому, чтобы нанимать репетитора — сокращают часы и берут на работу молодых троечниц, которые кроме крика не дают ученикам ничего. Я не распространяюсь в школе о дополнительных занятиях и своих репетиторских часах. Когда нужно просто помочь — помогаю, предлагаю себя в качестве репетитора.

Ольга, наверное, не меньше десяти минут помешивает в чашке чая сахар. Ее скулы напряжены, глаза хмуры. Похоже, она пытается думать о нескольких вещах одновременно.

– Сейчас у меня шесть человек, кого-то я подтягиваю, с кем-то готовимся к ЕГЭ. Мы с ними смотрим фильмы после занятий, обсуждаем Пушкина и Ахматову. Я объясняю литературу и русский. Даже думаем создать свой поэтический кружок. Многие репетиторы и учителя забывают о внимании к детям, я стараюсь ни в коем случае об этом не забыть. Для меня эти занятия становятся чем-то вроде отдушины от обычной работы, где в учительской говорят только о зарплате, мужчинах и новых нарядах. Работать в женском коллективе тяжело. Я готова заниматься наукой, учить детей и помогать им, получая за это копейки. Но не готова выслушивать чужие сплетни, я так устала от этого. На работе меня держат только дети.

Профессор Ефремов — осанистый пожилой мужчина в пиджаке. Сейчас занятия у студентов он уже не ведет, а готовит школьников для поступления в московские вузы. Он считает, что хороший репетитор, как и хороший стоматолог, должен стоить дорого и работать качественно. Сергей Ефремов называет себя «подпольным активистом».

– Меня сложно найти. Принимаю только сильных учеников, чтобы готовить их к поступлению и ЕГЭ. Моя программа рассчитана не на троечников, к каждому индивидуальный подход. Приходят ко мне в основном через знакомых, я определяю уровень подготовки ученика, провожу тест и решаю, брать его или нет.

– Вы считаете, что именно репетитор должен решать, какому ребенку стоит помогать? Мне кажется, это не в его власти, — пытаюсь возразить я.

– Мне не нравится, когда меня называют репетитором. Я — преподаватель, и не собираюсь тратить свои силы и мозги на старшеклассников, которые этого не достойны. У меня программа, рассчитанная на знающих людей и поступление в лучшие учебные заведения. Мои ученики учатся в МГУ и МГТУ имени Баумана, работать с ними сложно, но интересно. Я ищу увлеченных ребят. Тем более что мой предмет — физика — не терпит расхлябанности и невыполнения домашних заданий. Я никогда не помогаю своим ученикам с вопросами на ЕГЭ, я их к этому готовлю. По-моему, подсказывать — ниже достоинства преподавателя и оскорбление ученика. Я учу их не предмету, а жизни. Я даю читать им свои книги и работы. Они интересуются ими, и это меня радует.

Мы с Ефремовым идем по парку. Он рассуждает о современной науке, потом резко переходит на рассказ об образовании.

– Кажется, что все гибнет, — с грустью и уже более мягко говорит Сергей. — Совсем недавно я был в Дубне у своих коллег и друзей и послушал их истории о том, что они все время чего-то ждут, а их ученики и дети уезжают в Германию и США. Многие уезжают поступать в магистратуру и писать дипломы, чтобы зацепиться там и остаться. От этого мне становится грустно. Я работаю уже свыше 30 лет и работал за границей, и я уже не вижу просвета.

– А почему вы называете себя «подпольным активистом»?

– Ах, да, — улыбается профессор. — У меня в голове просто созрел проект создания профсоюза для защиты прав преподавателей. Не знаю, как насчет этих мальчиков и девочек, которые, только поступив в вузы, считают себя первоклассными репетиторами, но известных опытных преподавателей, которые отдают свои знания, защищать стоит без сомнений. На эту мысль меня натолкнуло несколько историй моих коллег. Мой хороший знакомый, прекрасный преподаватель и человек, работал со старшеклассниками, несколько из которых были болванами, которые не поступили в те вузы, куда собирались. На почтенного человека вдруг обрушился шквал звонков с упреками и обвинениями. Звонили родители двух этих друзей-шалопаев. В итоге хорошего человека довели до больницы. Еще одна история произошла с моей ученицей. У нее потребовали вернуть честно заработанные деньги по той же причине, пугали и упрекали в непрофессионализме. Где это видано, чтобы к преподавателям так относились? «Я тебе деньги, а ты мне пропихни куда-нибудь сына или дочь». Здесь нужен профсоюз однозначно. В ближайшее время я хочу разработать этот проект и начну его отстаивать.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе