Новости – Общество
Общество
«Неслышащие дети уже не говорят»
Фото: Марина Меркулова
Педагог Тамара Кистенева, работающая с глухими и слабослышащими детьми — о браках между людьми с ограниченными возможностями, изменении отношения к инвалидам и о том, как можно вернуть слух больным детям
25 ноября, 2014 16:57
9 мин
Детский сад №1 «Огонек» — единственный в городе Шахты Ростовской области, в котором помимо обычных групп есть одна специализированная — для глухих и слабослышащих детей. Учреждение было открыто в 1938 году. В 1982 году приказом ростовского производственного объединения по добыче угля «Ростовуголь» тут были открыты две группы для глухих и слабослышащих детей. В 2011 года из двух групп для глухих и слабослышащих детей осталась только одна.
Когда-то сюда привозили детей со всей области. Теперь, согласно правилам электронной очереди, которые недавно появились, чтобы попасть в детский сад, ребенок должен иметь прописку в городе Шахты. И чтобы устроить детей именно в этот детский сад, некоторые родители даже делают временные прописки и снимают в Шахтах квартиры.
К педагогу-дефектологу Тамаре Кистеневой за консультацией едут со всего города и близлежащей округи. Некоторые привозят своих детей на занятия. Я сижу у нее в кабинете, оборудованном звукоусиливающей аппаратурой. Игрушки, кубики, пазлы — такие же как в обычном детском саду, разве что подписанные: это позволяет детям визуализировать слова и таким образом запоминать их.
На коленях у Тамары Кистеневой сидит маленькая Уля. У нее сенсоневральная тугоухость 3-4 степени: она слышит, но не полностью. Ей почти два года. Она еще не ходит в садик, но родители уже месяц водят ее сюда на занятия.
– Возраст, в котором Уля начала заниматься — это поздно или нормально?
– Уже поздновато. Чем раньше ребенку поставят диагноз, тем успешнее и быстрее будет идти работа над развитием у него речевой деятельности. У каждого человека, который рождается с нормальным слухом, с первых дней жизни развивается речевая мыслительная деятельность. Но до «гуления», то есть где-то до трех месяцев, все дети развиваются абсолютно одинаково. Когда ребенок переходит к лепетной речи и звукоподражанию «мяу», «би-би», «гав-гав», неслышащие дети уже не говорят. Вот вы на меня смотрите и думаете: «Сейчас я ей задам вопрос». Это речевая деятельность. У наших детей этого нет. Мы создаем это искусственно. Сейчас очень хорошо развита техника по диагностике нарушений слуха. Если ребенок тотально глухой, родителям сразу же нужно записываться на кохлеарную операцию. Во внутренней части уха есть улитка, которая является органом слуха. В ней находятся специальные клетки — рецепторы слуха, воспринимающие звуки и передающие их в виде электрических импульсов в слуховой нерв, а дальше — в мозг, где возникают слуховые ощущения. У глухого ребенка эти рецепторы погибают в улитке, поэтому информация не поступает в мозг. При кохлеарной операции во внутреннее ухо-улитку вводится имплантат с системой электродов. Слабослышащим такая операция не нужна, слух им дополняют аппараты.
– Почему дети рождаются с нарушениями слуха?
– Причин много. Раньше в основном нарушения слуха у детей были связаны с наследственностью, различными инфекционными заболеваниями матери во время беременности и заболеваниями плода, отитами в тяжелых формах и заболеваниями, которые лечат сильными антибиотиками, поражающими слух. Сейчас большинство — это органическое поражение центральной нервной системы, при которой развиваются и другие дефекты. Много детей приходит с алалией — тяжелым нарушением речи. Их даже можно попутать с глухими, но это совершенно другой дефект. Поражение центральной нервной системы может сказываться на чем угодно: умственной деятельности, речевом аппарате, опорно-двигательном, психическом развитии. У нас есть мальчик с очень редким генетическим заболеванием — синдромом «кошачьего крика», он один такой в Ростовской области. Очень сложный. При таком синдроме происходят тяжелые расстройства и речи, и памяти, и мышления. Но он уже научился самостоятельно себя одевать и раздевать. Мы сейчас существуем как группа для детей с ограниченными возможностями, не только связанных со слухом.
– Как эти дети взаимодействуют с другими детьми?
– У нас в саду идет инклюзивное обучение, то есть интегрированное. Мы не проводим здесь отдельно праздники и мероприятия. У них даже музыкальные занятия вместе: мы подводим глухих и слабослышащих к пианино, вибрацию которого они улавливают. На прогулках они играют все вместе. В 1998-2002 годах мы проводили эксперимент. Заключили договор со школой №30 и сформировали класс из четырех детей с нарушениями слуха и восьми обычных, которые ходили в наш же садик. Эксперимент дал очень хорошие результаты. Все наши тугоухие дети после школы приобрели специальность. У этого класса была целая группа сопровождения, на уроках сидел воспитатель. Первый год и я ходила на уроки, рассказывала учительнице, как работать с такими детьми. Большую роль сыграл еще и тот факт, что дети знали друг друга еще в дошкольном возрасте, где и подружились.
– А если такой ребенок идет в обычную школу один, без таких же, как он, друзей?
– Конечно же, выпускник нашей группы в массовой школе испытывает большие трудности. Но все зависит от учителя. Как он сможет сплотить детей, как предоставит информацию детям и их родителям, от которых тоже многое зависит. Есть же родители, которые против: «Я не хочу, чтобы мой ребенок сидел с инвалидом». А это ведь Богом дано такое счастье — здоровый ребенок. И никто не застрахован от болезней. Поэтому мы должны инвалидов воспринимать как равных себе, нельзя их отталкивать. И если ребенок идет в массовую школу, значит, он подготовлен. Он где-то, конечно, будет тормозить, ему нужно привыкнуть к артикуляции учителя, влиться в коллектив слышащих детей, на это уходит много времени и сил. Когда наши дети идут в школу, я знаю каждого учителя, я все им объясняю, мы всегда поддерживаем связь. В этом году трое пошли в массовую школу, а один уже окончил среднюю школу и поступил в кулинарное училище. Ему и там трудно осваиваться. Он привык девять лет с одними детьми общаться, они его любили, оберегали от других, ему уже там и девочка понравилась, а теперь нужно к новому коллективу притираться.
– По вашим наблюдениям, отношение к инвалидам сейчас меняется?
– Конечно. Раньше ведь об этом даже не говорили. Мы не знали, например, что на тысячу детей рождается один глухой, а двое приобретают тугоухость в первый год жизни. Раньше, если в семье был глухой, его прятали, чтобы никто не видел и не смеялся. У нас совершенно изменилось отношение к инвалидам. Сейчас они имеют возможность получить специальность и работать. Все, что связано с руками и со зрением, у наших детей получается очень хорошо: программисты, массажисты, швеи и так далее. Больше половины слабослышащих получают высшее образование. А благодаря кохлеарной операции такую возможность получили и совсем глухие дети.
– Но в личной жизни они все-таки строят отношения с такими же, как они.
– Да. Бывают иногда браки слышащих с глухими, но, как правило, они существуют недолго. При этом они как-то притягиваются друг к другу. Спрашиваю у девочки, где она нашла своего Мишу. «Мы ехали в электричке из Ростова», — отвечает она. «Ты общалась жестами, и он увидел?», — уточняю у нее. «Нет, я вообще сидела, читала книгу», — говорит. У них свой мир, свой круг общения. Они очень преданы друг другу. Даже если ребенок окончил массовую школу, но он же ходит в аппарате. Это не каждому мужу или жене понравится.
– Вы практически единственный учитель-дефектолог в городе. Почему?
– Это большая ответственность и очень трудная работа, которая требует постоянного обучения. Несмотря на то, что я больше 25 лет работаю в этой области, я все время учусь. Если раньше слуховые аппараты были единственной возможностью улучшить слух детей, то сейчас они отходят на второй план благодаря имплантатам. Реабилитацией после такой операции я занимаюсь только пять лет. Я работаю непосредственно по книгам Зонтовой, которая разработала литературу по реабилитации после кохлеарной операции. Была на консультации у нее, смотрела ее занятия. Вообще, моя первая специальность — учитель русского языка и литературы. Когда пришла сюда, мне предложили выучиться на учителя-дефектолога в Москве. Я заочно закончила дефектологический факультет педагогического института имени Герцена. У нас была практика в интернате для слепоглухонемых детей. Такого шока в жизни я не испытывала больше нигде! Туда привозили детей, которые вообще не ориентировались в пространстве, просто ползали бессмысленно. И великие воспитатели, дефектологи занимались их развитием. Я многое оттуда взяла. В моей практике был слепоглухонемой мальчик, но у него был небольшой остаток зрения. Потом он поступил в ростовскую школу глухих, закончив ее, пошел учиться на мастера обувного производства.
– До какого уровня развития можно довести слепоглухонемого ребенка?
– Я видела профессора [слепоглухонемого]. Он приезжал туда в интернат, мы с ним разговаривали. Он специализируется в своей же области, дефектологии.
– Это реально возможно?
– Да. Это ведь зависит не только от слуха или зрения. Многое зависит от умственных способностей человека.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
